— Муж у тебя второй, от первого ты сбежала. Хочешь, на первого погадаю? — мама отрицательно помотала головой. — Как хочешь. Так, детей тебе Господь положил в семь душ. В живых останется двое.

Мама слушает и то бледнеет, то краснеет пятнами. Такой я ее никогда не видал. А я, как завороженный, слушаю все это, хотя не все понимаю. Для меня это сказка какая-то. А цыганка и говорит:

— Есть у тебя, красивая моя, сто рублей одной бумажкой? Есть, есть и не говори, что нет.

Мама нащупала сторублевку в кармане и подала. Ворожея посмотрела ее на свет, сложила вдвое, вчетверо, ввосьмеро, попросила спички и подожгла. И бросила на блюдце, что стояло на столе, рядом с младенцем, туго спеленатым. Тот скосил черные глаза на пламя и неожиданно засмеялся. Сто рублей сгорели дотла, пепел лишь остался.

— Дай еще сто рублей, — потребовала цыганка, — дальше жизнь твою распишу. Давай деньги, деньги — это тьфу в сравнении с судьбой.

Мама встряхнула головой, будто просыпаясь ото сна, лицом порозовела и говорит:

— Хватит, милая! Мне достаточно. Что будет потом — все равно не миновать, лучше и не знать об этом. А вот зачем ты мои деньги сожгла?! Я соседей сейчас позову и сдам тебя в милицию.

Цыганка не больно-то и испугалась, улыбнулась и сказала:

— Вот ты какая! Хотя я заранее знала, что ты смелая, с характером. Что, жалко денег?

Мама и говорит:

— А ты как думала, — жалко конечно. Я же их не печатаю.

Цыганка вынула из рукава бумажный квадратик, развернула, и оказалось, что это сторублевая банкнота с ликом Ленина, дедушки Ленина, который так любил маленьких детей, что угощал их в Новогодний праздник кусочками вареной колбасы.

— На свои вонючие деньги! — сказала цыганка каким-то глухим, потусторонним голосом. — Прощай и помни, Катерина, что я тебе говорила. — И ушла.

Я тогда очень удивился, как она узнала имя моей мамы. Потом мама долго сидела в задумчивости, не обращая внимания ни на меня, ни на щегла Петю, что вылетел из клетки и, сев на мамино плечо, что-то щебетал.

Через года полтора родилась моя сестренка Таня, хорошенькая такая, пухленькая и с золотистым пушком на темечке. Нас стало двое. Жизнь повеселела. Но я все же ждал, когда же появятся еще пять братишек и сестренок. Почему-то я поверил предсказанию цыганки. Ждал, ждал, но так и не дождался.

Лишь в последние годы долгой маминой жизни, когда я сам уже был в преклонных летах, рассказала она мне, что была замужем за чекистом Виктором Карбышевым, племянником известного генерала Карбышева. Очень его любила, родила двух мальчиков, близнецов: Арсена и Витю. Такие были ребятишки крепенькие и розовощекие, как румяные яблочки. Виктор не мог на них надышаться. И вдруг они умерли в шестимесячном возрасте от непонятной болезни.

Вот у меня уже сложилось, что четверо нас, братьев и сестер. А потом мама сделала в течение какого-то времени три аборта. Вот и получается, что нас было семеро живых, умерших и неродившихся, братишек и сестренок. Угадала та цыганка. Удивительно.

Мама сбежала от мужа первого, потому что выходцам из Китая, работавших на КВЖД, стали клеить ярлыки врагов народа, японских и английских шпионов. А мама как раз и была такой кэвэжэдинкой. Чутье ей подсказало, чем все это кончится.

Когда муж был в командировке, села на поезд и рванула в Воронеж, где проживала родня. Все документы сожгла, явилась в соответствующий государственный орган, изложила свою легенду. Ей поверили и выдали паспорт на девичью фамилию. Стала она незамужней двадцатиоднолетней девицей Ильиной. Рисковая была. Если бы прокололась, грозила ей Колыма, а то и расстрел.

В городском саду, на танцплощадке, очаровала студента-дипломника Воронежского Университета. Через неделю с ним расписалась, — взяла фамилию мужа. Короче, обрубила все концы. Жизнь началась с чистого листа.

Все угадала цыганка. И про братьев маминых угадала. Они погибли в ежово-бериевских лагерях, как враги народа и иностранные шпионы. И жен их пересажали, а детишек пораскидали по детским домам. Всех их потом реабилитировали — невиновными оказались. Спасибо и на этом. Им все равно по большому счету. Лежат в мерзлой земле в неизвестной яме, есть не просят и всех прощают.

И в личной жизни отца и матери угадала цыганка почти все, но недосказала, потому что мать испугалась узнать будущее. А будущее было не так хорошо, как хотелось.

На склоне лет родители развелись. Взяли и развелись. Для всех родственников и знакомых это было как гром среди ясного неба. Особенно для меня и сестры трагедией все это стало. Взрослые уже, мы плакали как малые дети. И ничего не понимали. Жизнь — это загадка.

Вот и скажи после этого, что цыганки все врут. Может которые и врут, а эта, что врезалась мне в память с младенческих лет, нет, не врала. Что-то все же есть загадочное в этих цыганках, непонятное нам, материалистам, идеалистам и прочим истам. Сейчас я уже ничему не удивляюсь, знаю только, что мир загадочен и многообразен, познаваем и непознаваем. И все же, сильна была цыганка!

История вторая

Село это раскинулось на окраине города Чернобыля, на левом берегу реки Речище, как раз в том месте, где эта река впадает в другую реку, более могутную и полноводную, — реку Припять. Собственно, село это было колхозом, довольно успешным, ведущим и животноводческую, и зерновую деятельность. Земли плодородные, заливные луга, и главное, народ работящий, понимающий толк в сельском хозяйстве. И этот народ ждал приезда цыган.

Вот мы привыкли считать, что цыгане все жулики и бездельники, способные только воровать и плясать под гитару и скрипку в кабаках. А это не совсем так. По крайней мере в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году было вовсе не так. Цыган ждали, и в определенное время они появились, — стали табором на правом берегу Речищи, у дороги, ведущей из села к реке Уж. В наши времена там стоит порушенная Чернобыльская Атомная Станция. А тогда там было чисто поле, где засеянное подсолнечником, где серебрилось ковылем.

Часть цыганских женщин направилась прямиком в город вместе со своими цыганятами. Там народу побольше, да и денег пожирней можно собрать; там рынок большой, где легче людей охмурять. А часть по дворам пошла, предлагая платки, ситчики на платья, белые холстины на вышиванки, тюль на занавески. Все это было в дефиците и шло нарасхват. Заодно гадали желающим. А таких было немало.

Мужики цыганские, почти сплошь бородатые, с серьгами в ушах и